Иван Петручик. Зимние звоны

Где я родился и что со мной произошло? Вопросы, с которых нужно начать рассказ о своем пути.  Только о другом «рождении» я хочу сказать. Хочу ли?

Мне легче писать кистью и красками, занимаясь этим день и ночь напролёт, но смог бы в этом случае я объяснить, откуда эта «несовременная» тяга к тиши, безлюдности. Почему все «земное» покрыто снежным «саваном» с вознесенными  колокольнями с крестами? Хочу о кресте! Пусть за ним будет сокрыто, что со мной вначале произошло…

Ну а дальше, уже лёжа на койке в больнице сразу после реанимации, я задумался, как мне дальше жить? Кому и как я смогу пригодиться? Тогда мне было без малого 13 лет отроду. Там же в больнице я и начал рисовать осознанно, в том смысле, что рисовал не потому, что дали домашнее задание по ИЗО,  а потому, что хотелось рисовать. В процессе взросления я не воспринимал творчество, как жизненный вектор, по которому буду идти. Я хотел стать юристом, думал связать жизнь с компьютерами — тогда мне было это очень интересно. Но, как оказалось, этого интереса недостаточно, чтоб заставить меня  изучать нули, единицы и коды программирования. Из-за ограниченных возможностей в передвижении я  был вынужден оставаться один, пока другие ходили  по лестничным пролетам вверх или, в принципе, шли туда, куда мне добраться было невозможно. И в эти моменты я оглядывался по сторонам, занимался так сказать,  созерцанием. Я стал чаще замечать красоту окружающего меня мира. Красивые закаты и рассветы, блеск снега в деревне поутру, дым, клубящийся из печной трубы в мороз, и многое другое. Душа наполнялась некоей любовью, и было непреодолимое желание всё это запечатлеть. Но не было навыков и знаний. Тогда я даже не писал красками, а мои рисунки представляли собой графику, выполненную на белой бумаге карандашом.

Позже я поступил в БГУ на специальность дизайнера. Мне казалось, что труд дизайнера схож с трудом художника, но я быстро в этом разубедился. Мне предстояло сидеть большую часть своего времени за компьютером, а я хотел жить и не запирать себя снова в четырех стенах с «окном» в виде монитора. На третьем курсе изучали живопись, технику акварели. Но студийные постановки на холсте у меня получались, как пластилиновые. В итоге я по видеоурокам иностранных художников, делая стоп-кадры, пытался повторить их действия в акварели. То, что получилось, принёс на экзамен. Меня ругали и хвалили. Ругали за то, что я не выполнил задания по студийным работам — они не верили, что это рисовал я. А некоторые преподаватели хвалили за смелость и хорошее качество. По правде говоря, это была всего лишь одна преподавательница, которая заменяла в нашей группе заболевшего преподавателя. Но этой похвалы уже было мне достаточно, что бы понять, что мне нравится писать акварелью. И вскоре была первая моя выставка при поддержке Людмилы Тимофеевны Калмыковой. Я писал цветы и архитектуру, пейзажи. Решил писать то, что лучше получается и больше всего приносит удовольствия. Этим критериям соответствовали именно пейзажи, преимущественно зимние.  Можно долго пытаться объяснить, почему именно зимние пейзажи мне так полюбились, хотя зимой я, как колясочник, не мог передвигаться более менее свободно из-за снега. Но именно снег, его чистота-белизна, так привлекает меня и вдохновляет на написание картин.

Мы с женой много путешествуем и не можем долго находиться дома безвыездно. Часто выезжаем просто на природу. Если сезон, то в грибы или на рыбалку, но чаще всего ездим к друзьям или родственникам: то в Россию, то в Украину или Ростов. Путешествуем по Европе, которая удивительна своей архитектурой. Я пытался там рисовать, но «душа не лежала» из-за того, что часто эту архитектуру окружали бетон, кирпич, вывески бутиков, что для меня являлось признаком присутствия большого скопления людей. А в белорусском, русском или украинском пейзажах мне ближе храмы, более богатые архитектурой, чем все окружающие строения. Когда мы ездили в Ярославскую область, нас со всех сторон всю дорогу провожали купола храмов. Некоторые стояли в чистом поле, деля своё одиночество с несколькими деревьями. И эти луга, поля, безграничные дали,  где еле заметно присутствие человека, манили меня. В моих картинах редко виден человек. Разве что, в работе «Троице Сергиева Лавра». В остальных же я нарочито стараюсь убрать максимально, где возможно, столбы электропередач и выбираю самые безлюдные ракурсы. Человек присутствует в косвенных признаках, как уже я говорил: дым из печной трубы или тропинка к храму. Вот был человек, а уже его нет. Тропинку заметёт новым снежком, печь остынет, а природа останется. Не человек главное действующее лицо в моих работах, а  Дух, который наполняет все вокруг…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

«Нет, не пейзаж влечет меня,

Не краски я стремлюсь подметить,

А то, что в этих красках светит,

Любовь и радость бытия.»

                                        (Иван Бунин)

 2019